Гастроли, съемки, спектакли, опять гастроли. И так круглый год практически без выходных. В актерской профессии Максиму Аверину подвластно все, но ему тесно в узких рамках. Он ведет телепередачи, пробует себя в качестве журналиста, поет, пишет стихи, а недавно стал еще и художественным руководителем Сочинского концертно-филармонического объединения. Он открыт в общении и всегда интересен: на сцене, экране и в разговоре, потому что все, что он делает, и все, о чем говорит, наполнено его живым интересом, искренними эмоциями, человеческой глубиной и фантастической энергией. На летней веранде кафе в центре Москвы о театральных проектах, собственных стихах, жизненном кредо и новом назначении мы беседуем с Заслуженным артистом России Максимом Авериным. - Максим, недавно Вы сталихудожественным руководителем Сочинского концертно-филармонического объединения. Сложно было решиться? – Было двояко. С одной стороны, предложение заманчивое, с другой – как все успеть? В Сочи прекрасные музыкальные коллективы, ансамбль народных инструментов, вокалисты. Зимнему театру скоро 85 лет, но, к сожалению, до сих пор у него не было своей труппы и своей истории. Сочи – курортный город, и театр использовался только как площадка для фестивалей и гастролей приезжих артистов. А музыкальные ансамбли изумительные, их нужно сохранять и поддерживать. Я был на концерте коллектива народных инструментов, которому, кстати, уже 50 лет, и был потрясен виртуозностью музыкантов. Русская песня, советская песня – это уникальное явление нашей культуры, бриллианты. Мы к этому привыкли и уже не воспринимаем. А когда приходишь на концерт, видишь живые инструменты, как музыканты импровизируют, как необычно преподносят знакомые с детства мелодии… Нет ничего прекрасней живого исполнения! - Актер – профессия зависимая, а теперь у Вас появилась возможность самомувыбирать спектакли и роли.Когда-то Вы мечтали сыграть Сирано, может, теперь удастся? – Да, мечтал. И сейчас мечтаю. Но чтобы поставить спектакль в Сочи, нужно набрать труппу, а это сложный вопрос и с художественной, и с административной, и с экономической точек зрения. Я же не могу позвать артистов, не обеспечив им условия для работы. В театре замечательный директор Владимир Владимирович Кузнецов. Он много лет проработал в Хабаровском музыкально-драматическом театре. То, в каком состоянии находится Зимний театр, репетиционные и балетные залы, сцена – целиком и полностью его заслуга. Конечно, нужны вложения, нужно набирать труппу, но это вопрос не одного дня. А что касается Сирано… Если я буду его играть, то ставить уже не буду. Это очень сложная пьеса – там что-то одно: либо ты играешь, либо ставишь. - Ваша первая постановка в Зимнем театре посвящена юбилею города-госпиталя Сочи. – Я москвич, но очень полюбил Сочи. Поэтому сам предложил сделать эту концертную программу, для меня была важна тема. Не все знают, что в годы войны Сочи был городом-госпиталем, в начале августа исполнилось 80 лет, как в город прибыл первый эшелон с ранеными. У меня была задача сделать не номенклатурный концерт, а теплое душевное мероприятие. Я выступал здесь и как режиссер-постановщик, и как актер. Настолько погрузился в эту постановку, что думал о ней даже ночью. За несколько дней до премьеры во сне я вдруг понял, что у меня неправильный переход между двумя номерами: из-за того, что они идут подряд, возникает диссонанс. Проснувшись, я подумал, что можно сделать этот переход через стихи о нашей земле, о Родине, и стихи эти должны быть неизбитые. На часах было 5 часов утра. Я сел и написал так, как это чувствую: Живи,земля, и процветай! Цветут сады, смеются громко дети, С любовью новый день встречай, - Что для Вас значит память о войне? – Мне нравится акция «Бессмертный полк». Люди выходят с портретами своих дедушек, бабушек. Это правильная идея – напоминать молодежи о подвиге ее предков. Когда я смотрю парад на Красной площади, меня переполняет гордость за мощь нашей страны. И я не понимаю, как 9 мая кто-то может остаться равнодушным, когда звучат военные песни, когда ты смотришь военную хронику, читаешь письма фронтовиков. И находишь военные письма своих бабушек-дедушек, которые о войне никогда не говорили. Война коснулась всех, и моей семьи в том числе: кто-то трудился в тылу, дед воевал, бабушка была медсестрой на фронте. Поэтому мне кажется, что спокойно к этой теме может относиться только человек без сердца. Меня удивляет и возмущает, как можно выносить на обсуждение вопрос, стоило ли защищать блокадный Ленинград! Это равносильно моральному фашизму ичеловеческой деградации – нельзя экономить на памяти о войне! Как тогда сохранить свою историю? - «Научи меня жить» – моноспектакль, в котором Вы два с лишним часа один на сцене. Как удается так долго удерживать внимание зрителей? – Через десять минут после начала спектакля я вижу всех зрителей, чувствую их энергию. Иногда зал сразу твой, иногда ощущается, что потерялся ритм, и нужно срочно его возвращать. - Часто ли менялось содержание спектакля? - В Вашем исполнении в числе других звучат произведения Маяковского и Высоцкого. Что значат для Вас эти поэты? – В Маяковском я всегда видел больную, израненную душу, это привлекало меня в нем, поэтому долгие годы я читал «Флейту-позвоночник». Любовь к этому поэтуу меня еще со школы, а в институте, благодаря педагогам, открыл его для себя по-новому. Мне нравится температура поэзии Высоцкого: и лирического, и на разрыв аорты. В разные моменты жизни его поэзия по-разному во мне откликается: это зависит от настроения и личных обстоятельств. Я никогда не понимал, когда люди говорят, что слушают только такую музыку и никакую другую. Мне кажется, нужно быть открытым всему, что по-настоящему талантливо. Я думаю, Владимир Семенович был талантливейшим поэтом, хотя в Союз писателей его так и не приняли. Впрочем, никакой союз не может быть мерилом таланта. Таким мерилом может быть только Бог и зритель или читатель. А любой творческий союз – это всего лишь конгломерат заинтересованных людей. И больше ничего. - Вы удивительно читаете стихи… – Каждый по-разному видит мелодию стиха: кто-то уходит в лицедейскую историю, кто-то, наоборот, читает сложно, что называется, «как надо». К сожалению, сейчас действительно мало кто умеет читать стихи: нарушаются все законы, не соблюдаются запятые, начинают переигрывать, выкрикивать. А поэзия – целая наука:нужно услышать автора, его мелодию. Другая крайность – слепое подражание. Например, когда исполняют Вертинского, – начинают завывать и картавить, Высоцкого – орать и хрипеть. Но это неправильно. Голосовые связки Высоцкого – это инструмент, присущий только ему. Зачем же делать еще одного Высоцкого? Зачем еще один Вертинский? Это мелодия другого века – найдите свою мелодию. Подражать не имеет смысла: все равно будешь только копией. - Как началось Ваше увлечение поэзией? – Стихи я люблю с детства. Мой отец блистательно их читал, я рос в окружении хорошей поэзии, слышал, как читает Юрский, был учеником Якова Михайловича Смоленского. Много ходил по театрам, все время смотрел, все впитывал. Нет ничего плохого, когда ты учишься на ком-то, но важно в какой-то момент начать находить что-то свое. Мне повезло с педагогом по литературе. Это была прекрасная учительница, мы с ней до сих пор дружим. Она поощряла меня в стремлении заниматься театром, мы даже выпускали с ней газету «Литературный винегрет». - Какие воспоминания у Вас сохранились о том времени? – Когда мы заканчивали школу, это было такое смутное время, безвременье. Обнуление идеалов, потеря человеческого достоинства. Все рухнуло, и непонятно было, как жить дальше. Мне кажется странным, что это время кто-то возводит в ранг романтики. Я вспоминаю, как однажды, когда мы стояли в очередях (за каждым продуктом тогда стояла очередь), у человека случился апоплексический удар. И к нему никто не подошел, потому что все боялись потерять очередь! Меня тогда это потрясло. Я испугался, потому что никогда такого не видел. А взрослые спокойно стояли, и никому не было дела. Так страшно, когда люди теряют человеческое лицо и живут по принципу человек человеку волк. Хотя, мне кажется, даже волки лучше относятся друг к другу. - Сейчас не так? – Сейчас у человека есть выбор, и это прекрасно. Тогда люди выживали, а сейчас живут и могут свободно выбирать свою судьбу. Поэтому я не понимаю людей, которые постоянно жалуются и считают, что кто-то им что-то должен. Я так не считаю. Востребованный или нет – я всегда работал. Даже в студенческие годы, когда вообще ничего не было, я не помню, чтобы мы сидели и ругали судьбу. Мы стремились к чему-то, верили, что посвятим свою жизнь театру. У нас не было цели стать звездами. Это сейчас все этого хотят, но того не понимают, что это, помимо шанса, удачи, еще и колоссальный труд. К сожалению, сейчас люди разучились трудиться. Кругом одни блогеры. А кто же будет учить, лечить, работать в шахте? - Кстати, о блогерах. Ваши юные поклонницы благодаря Вам начали читать книги, ходить в театры и меньше времени проводить в TikTok. – И я этому очень рад. Они растут, открывают для себя что-то новое, а не проживают жизнь в гаджетах. Хотя и гаджеты, если к ним правильно относиться, могут быть полезны. Это время сейчас такое. Мы не можем его запретить – оно уже есть в нашей жизни. Но нужно понимать, что это всего лишь техника, она не может за нас чувствовать, это вспомогательное, а не определяющее. Гаджеты нужны, чтобы быстро найти нужную информацию, прочитать произведение, если под рукой нет книги, быть в курсе новостей, общаться с людьми, которые сейчас далеко… Но, если это становится образом жизни, ты уже не человек. Общение – пожалуйста, но не стоит уходить туда целиком. - Сильно раздражают звонки и вспышки камер в зрительном зале? – К сожалению, я не могу остановить спектакль и попросить не снимать (хотя перед началом каждого представления звучит объявление с просьбой отключить мобильные телефоны). Зрители не всегда об этом думают, но вспышки и светящиеся экраны гаджетов нарушают атмосферу спектакля и очень мешают. Но что я могу с этим поделать? Это вопрос личного такта человека. Сам я, например, когда вхожу в театр, всегда отключаю телефон и не включаю его даже в антракте. - У Вас такой жесткий график: спектакли, гастроли, съемки. Теперь еще и художественное руководство в Сочи. Вы по-прежнему планируете работать в Театре сатиры? – У каждого артиста наступает момент, когда он ищет новые пути своей творческой реализации. В «Сатириконе» я проработал 18 лет, и мне казалось, что это на всю жизнь. Но навсегда ничего не бывает. И сейчас я уже гораздо эгоистичнее отношусь ко времени, которое уходит. Когда я поступил в театр, мне было 20 лет, и мне казалось, что его так много, все так далеко. А когда тебе уже 45, ты понимаешь, что время нужно ценить, чтобы успеть реализовать свои мечты, свое желание работать, и работать интересно. Я не собираюсь уходить из Театра сатиры, но, если вдруг пойму, что впадаю в ступор от того, что играть нечего, – без ролей я, конечно, сидеть не буду. - Мы так ждем Вашего Карлсона… – Я рассказал свой замысел драматургу Сергею Плотову, он меня поддержал и написал замечательную пьесу. В сентябре мы встретимся с директором, с Александром Анатольевичем (Ширвиндтом – Прим. ред.) и, если все одобрят и это впишется в планы театра, приступим к репетициям. Но нужно учитывать, что время сейчас сложное. Я, вообще, боялся, что из-за непростой эпидемиологической ситуации публика не пойдет в театр. В силу страха, в силу того, что нет возможности: многие потеряли работу, и им сейчас не до театра. И я потрясен, что публика все же пошла. Но мы не знаем, что будет завтра. Меня часто спрашивают, почему в «Склифосовском» мы не затрагиваем тему пандемии. А потому, что эта тема еще настолько не изучена,что снимать не имеет смысла: получится фэнтези. - У Вас главные роли в трех спектаклях Театра сатиры - «Платонов», «Лес» и «Операнищих». Вы говорили, что считаете себя не чеховским героем, тем не менее, играете Платонова. Чем Вас зацепила эта роль? - Но почему? Вы же вполне успешный человек. – Потому что мне тоже многое не нравится в нашем обществе. - Но Вы, в отличие от Платонова, пытаетесь его как-то изменить, сделать лучше, иначе бы не согласились возглавить театральный комплекс в Сочи. – Если бы я пытался изменить общество, я бы все переиначил. Я пытаюсь, скорее, сохранить и преумножить человеческое в мире, сохранить мир и человека в нем. Театральное дело настолько для меня ценно и важно, что я хотел бы, чтобы еще больше людей приходилитеатр. Моя цель – не понравиться, а увлечь людей и по-новому открыть им произведения, которые они раньше не знали или не любили. Хочу, чтобы театром была увлечена молодежь. Я говорю студентам: педагоги смотрят не на то, как вы играете, они уже все видели, они смотрят, насколько вы увлечены и вдохновлены всем этим. Гамлетов было много, но вы должны быть со своим огнем, своей искрой, своим талантом – вот в чем ваша индивидуальность. Мое огромное желание – не просто играть, а еще и творчески развиваться в разных направлениях. Один в поле не воин. Можно, как Дон Кихот, сражаться в одиночку с ветряными мельницами, но толку не будет (хотя и у Дон Кихота был его верный Санчо Панса). Тут можно подорвать не только здоровье, но и внутренние душевные ресурсы, разочароваться и уйти из профессии. К счастью, у меня есть замечательная команда единомышленников. А там посмотрим, что будет дальше. Может, ничего не получится, а может, откроются новые двери. - Вы играете такие разные роли.Какая из них Вам ближе? – На мой взгляд,где просто, там неинтересно. Я сейчас в том возрасте, когда нужно браться только за то, что цепляет. Иначе откуда же ты будешь брать ресурс, чтобы достучаться до зрителя? - И все-таки. Вас больше привлекают роли, которые чем-то Вам откликаются, или диаметрально противоположные, но интересные актерски? А если отрицательный персонаж? –Злодея играть гораздо проще, потому что можно найти мотивацию его поступков. А попробуйте сыграть героя: какая у него мотивация? В наше время сложно быть убедительным в роли положительного персонажа. - В спектакле «Лев зимой» у Вас роль короля Генриха II, а когда-то была роль его младшего сына. Как поменялось Ваше ощущение спектакля? – Когда я играл принца, мне было 20 лет. Я был другим человеком с совершенно другими взглядами. К тому же, рядом со мной были большие артисты, которые были старше меня. Сейчас в спектакле эту роль играет Сережа Соцердотский и делает это изумительно. - Глядя на него, Вы вспоминаете себя в этой роли? Вы играли по-другому? – Ну, конечно, по-другому. Каждый актер играет по-своему, и это прекрасно. Невозможно учить играть, как ты. И не нужно этого делать. У Сережи своя индивидуальность, свое обаяние. Мне кажется, что талантливый человек должен сам пройти свой путь к роли, испытать и удачу, и провал. У каждого своя дорога, свой поиск: кто-то к десятому спектаклю набирает силу, а кто-то играет премьеру и сдувается. Если будет нужно, я всегда готов подсказать. Но сейчас в этом нет необходимости: Сережа играет так, что оторваться невозможно. - Как Вы относитесь к негативным отзывам в свой адрес? – Когда-то я воспринимал их очень болезненно, возмущался, негодовал, меня шокировало, сколько бывает несправедливых упреков, оскорблений, а сейчас уже привык. Реагировать на всю гадость, которую пишут в интернете, значит опуститься до этой гадости. Не хочу участвовать в разборках, жалко на это времени, да и зачем? Поймите, если бы я был никто, про меня было бы неинтересно говорить. А тут видят – успешный, все время улыбается – а это многих раздражает. Человек, который мне дорог и близок и которому, надеюсь, дорог и близок я, никогда не поверит какому-то пасквилю. Потому что я никогда не подводил в дружбе, в любви. А если все-таки поверил, то тогда зачем мы вместе?! Тогда давайте по домам. Не хочу общаться с людьми, которые занимаются пошлятиной. Это же надо потратить время, написать текст. И часто эти тексты пишутся настолько неграмотно, что просто стыдно за людей, которые не знают родного языка и еще претендуют на какой-то профессионализм. Иногда напишут такую глупость, что читать невозможно! Читайте книжки – лучше будет. - Нередко жизнь подбрасывает нам непростые испытания.Как выдержать «пращи и стрелы яростной судьбы»? – Иногда ты и сам не подозреваешь о шлюзах, которые могут открыться и вытащить тебя из той или иной ситуации. Но в любом случае нужно выбирать жизнь. Это единственное правило, которое меня вытягивает. Потому что, если бы я принимал каждое хамство, каждое мнение и несправедливость или каждое свое неправильное действие и провал слишком близко к сердцу, не было бы смысла. Всегда нужно помнить, что жизнь удивительна и прекрасна, и за любой черной полосой всегда следует белая, как и наоборот. Но это жизнь, и она не бывает гладкой, она сбалансирована, она где-то тебе дает, где-то забирает, где-то тебя одаривает, где-то жестоко наказывает. Конечно, понимание этого приходит с годами, но огромное значение имеютвнутренний стержень и воспитание, и я очень благодарен маме, которая своим примером научила меня любить жизнь во всех ее проявлениях и улыбаться, несмотря ни на что. - Последнее время в своих соцсетях Вы часто выкладываете стихи. Это из старых запасов или сейчас как-то особенно пишется? – Я писал стихи с детства, но как-то небрежно к ним относился, считал чем-то несерьезным. А сейчас вдруг у меня в голове возникает какая-то конструкция, на которую нанизываются ноты. Часто это бывает в поезде, в самолете, после спектакля, иногда ночью. И когда получается, мне нравится.
Напишу вам, как я одинок, А в конверт вложу я листок, Вспоминайте, как мы, только мы, Этот мир – всего пара строк, *** ***
*** © Максим Аверин Владимир Сабадаш, Светлана Юрьева (Фото – из архива Максима Аверина) ЕЩЁ ПО ТЕМЕ: Анна Якунина: «Всё должно быть по любви!» Театр «Геликон-опера» озвучил планы на 32-ой сезон В Дубае проходит финал международного конкурса пианистов CLASSIC PIANO Белка и Стрелка - среди финалистов национального конкурса «Главные Герои» XIX Российский фестиваль кино и театра «Амурская осень» состоится в Благовещенске Фестиваль Russian Woodstock пройдёт на ВДНХ Гала-концерт фестиваля «Новые лица — прежние идеалы» состоится в Кремлёвском Дворце | |
|
| |
| Просмотров: 3134 | | |
